Неточные совпадения
С неба, покрытого рваной овчиной облаков, нерешительно и ненадолго выглядывало солнце, кисейные тряпочки теней развешивались на голых прутьях кустарника, на серых ветках ольхи,
ползли по влажной
земле.
Он крался, как вор, ощупью, проклиная каждый хрустнувший сухой прут под ногой, не чувствуя ударов ветвей
по лицу. Он
полз наудачу, не зная места свиданий. От волнения он садился на
землю и переводил дух.
Выбрав один из них, мы стали взбираться на хребет.
По наблюдениям Дерсу, дождь должен быть затяжным. Тучи низко
ползли над
землей и наполовину окутывали горы. Следовательно, на вершине хребта мы увидели бы только то, что было в непосредственной от нас близости. К тому же взятые с собой запасы продовольствия подходили к концу. Это принудило нас на другой день спуститься в долину.
Земля сама
по себе черна, черны или серы стволы деревьев весной; но как только теплые и светлые лучи разогреют темные поверхности, из них
ползут кверху зеленая трава, зеленые листья.
По голубому северному небу, точно затканному искрившимся серебром, медленно
ползла громадная разветвленная туча, как будто из-за горизонта протягивалась гигантская рука, гасившая звезды и вот-вот готовая схватить самую
землю.
Ибо, — и тут он повысил голос до окрика, — ибо, как только увижу, что мой юнкер переваливается, как брюхатая попадья, или
ползет, как вошь
по мокрому месту, или смотрит на
землю, как разочарованная свинья, или свесит голову набок, подобно этакому увядающему цветку, — буду греть беспощадно: лишние дневальства, без отпуска, арест при исполнении служебных обязанностей.
По земле быстро
ползла тень от тучи и наводила на Передонова страх. В клубах пыли
по ветру мелькала иногда серая недотыкомка. Шевелилась ли трава
по ветру, а уже Передонову казалось, что серая недотыкомка бегала
по ней и кусала ее, насыщаясь.
От облаков падали на
землю густые стаи теней и
ползли по ней,
ползли, исчезали, являлись снова…
Дунул ветер и обнажил из-под лохмотьев сухую грудь старухи Изергиль, засыпавшей всё крепче. Я прикрыл ее старое тело и сам лег на
землю около нее. В степи было тихо и темно.
По небу всё
ползли тучи, медленно, скучно… Море шумело глухо и печально.
Мне горько стало, как подумала я, что раньше за мной ползали… а вот оно, пришло время — и я за человеком поползла змеей
по земле и, может, на смерть свою
ползу.
Пустобайка. Я иду, а он —
ползет встречу…
по земле… говорит — ранен…
А за кладбищем дымились кирпичные заводы. Густой, черный дым большими клубами шел из-под длинных камышовых крыш, приплюснутых к
земле, и лениво поднимался вверх. Небо над заводами и кладбищем было смугло, и большие тени от клубов дыма
ползли по полю и через дорогу. В дыму около крыш двигались люди и лошади, покрытые красной пылью…
Рядом с господом Саваофом стоит благообразный лев,
по земле ползёт черепаха, идёт барсук, прыгает лягушка, а дерево познания добра и зла украшено огромными цветами, красными, как кровь.
Он был рад предложению; он не мог бы теперь идти к себе один,
по улицам, в темноте. Ему было тесно, тягостно жало кости, точно не
по улице он шёл, а
полз под
землёй и она давила ему спину, грудь, бока, обещая впереди неизбежную, глубокую яму, куда он должен скоро сорваться и бесконечно лететь в бездонную, немую глубину…
Оно было ниже
земли, в яме, покрытой сверху толстой железной решёткой, сквозь неё падали хлопья снега и
ползли по грязному стеклу.
Казалось ему, что в небе извивается многокрылое, гибкое тело страшной, дымно-чёрной птицы с огненным клювом. Наклонив красную, сверкающую голову к
земле, Птица жадно рвёт солому огненно-острыми зубами, грызёт дерево. Её дымное тело, играя, вьётся в чёрном небе, падает на село,
ползёт по крышам изб и снова пышно, легко вздымается кверху, не отрывая от
земли пылающей красной головы, всё шире разевая яростный клюв.
Знай она русскую грамматику, она доказала бы, как дважды два — четыре, что вредный коммунизм, и под
землей и
по земле, и под водой и
по воде, как червь или, лучше сказать, как голодный немец,
ползет, прокладывая себе дорогу в сердца простодушных обывателей российских весей и градов!
Казалось, что Никита стал ещё более горбат; угол его спины и правое плечо приподнялись, согнули тело ближе к
земле и, принизив его, сделали шире; монах был похож на паука, которому оторвали голову, и вот он слепо, криво
ползёт по дорожке,
по хряскому щебню.
А кругом все молчало. Ни звука, кроме вздохов моря. Тучи
ползли по небу так же медленно и скучно, как и раньше, но их все больше вздымалось из моря, и можно было, глядя на небо, думать, что и оно тоже море, только море взволнованное и опрокинутое над другим, сонным, покойным и гладким. Тучи походили на волны, ринувшиеся на
землю вниз кудрявыми седыми хребтами, и на пропасти, из которых вырваны эти волны ветром, и на зарождавшиеся валы, еще не покрытые зеленоватой пеной бешенства и гнева.
— Бежит кто-то сюда! — тихо шепчет Иван. Смотрю под гору — вверх
по ней тени густо
ползут, небо облачно, месяц на ущербе то появится, то исчезнет в облаках, вся
земля вокруг движется, и от этого бесшумного движения ещё более тошно и боязно мне. Слежу, как льются
по земле потоки теней, покрывая заросли и душу мою чёрными покровами. Мелькает в кустах чья-то голова, прыгая между ветвей, как мяч.
Луна светила сзади них, тени
ползли впереди: одна — покороче, другая — длиннее, обе узкие. Одна — острая, двигалась вперед ровными толчками, другая — то покрывала ее, то откидывалась в сторону, и снова обе сливались в бесформенное темное пятно, судорожно скользившее
по земле.
Так в ясный летний день
по небу пробежит лёгкий обрывок облака и скроется, растаяв в лучах солнца… но вот ещё один… ещё… ещё… и хмурая грозовая туча, насупясь и глухо ворча, медленно
ползёт над
землёй.
На улице — тихо и темно.
По небу быстро летели обрывки туч,
по мостовой и стенам домов
ползли густые тени. Воздух был влажен, душен, пахло свежим листом, прелой
землёй и тяжёлым запахом города. Пролетая над садами, ветер шелестел листвой деревьев — тихий и мягкий шёпот носился в воздухе. Улица была узка, пустынна и подавлена этой задумчивой тишиной, а глухой грохот пролётки, раздававшийся вдали, звучал оскорбительно-нахально.
Тени плотно ложились на
землю, медленно; задумчиво
ползли по ней и вдруг пропадали, точно уходя в
землю через трещины от жгучих ударов солнечных лучей…
Чувствовалась близость того несчастного, ничем не предотвратимого времени, когда поля становятся темны,
земля грязна и холодна, когда плакучая ива кажется еще печальнее и
по стволу ее
ползут слезы, и лишь одни журавли уходят от общей беды, да и те, точно боясь оскорбить унылую природу выражением своего счастья, оглашают поднебесье грустной, тоскливой песней.
Теперь было совсем светло; туман поднялся от
земли и влажными, серыми клубами
полз по небу; в просветах виднелось чистое небо, освещенное солнцем.
И
по земле со всех сторон
ползут седмиглавые змии, пламенем пышут их пасти, все вокруг себя пожигая, громадными хоботами ломают они кусты и деревья.
Там, наверху, сшибаются вихри, чудовищные волны с ревом бросаются на небо,
земля сотрясается, валятся скалы, поросшие вековым мохом, зловеще
ползет по склонам огненная лава, — а тут, в пещерке, мирно плавают маленькие козявочки, копошатся в иле, сосут водоросли.
Медленно извиваясь,
по городу расползались глухие слухи. Замирали на время, приникали к
земле — и опять поднимали голову, и
ползли быстрее, смелее, будя тревогу в одних, надежду — в других.
Она подошла к окну.
По серебристо-светящемуся небу по-прежнему
ползли черные облака, и удивительна была эта сосредоточенная жизнь на небе над глухо молчащей
землею.